К Бахауддину Накшбанди письменно обратились четыре суфийских шейха:
из Индии, Египта, Рума (Турции) и Персии. За каждым из них стоял
определённый суфийский кружок. В посланиях они слёзно молили Бахауддина
поделиться с ними опытом духовного обучения — с тем, чтобы они могли
передать его своим ученикам.
Бахауддин ответил им так:
— То, чем я владею, не ново. Вы тоже всем этим владеете, но неверно
применяете, а потому, получив мои советы, вы только и скажете: «Это не
ново!»
Шейхи ответили так:
— С почтением к вам, мы верим, что наши ученики так не подумают.
Бахауддин не ответил на письма, но зачитал их на своих собраниях и сказал:
— Будучи в стороне от происходящих событий, мы сможем понять то, что
произойдёт. У тех же, кто окажется в гуще событий, нет такой
возможности. И всё же они будут стараться разобраться в том, что же с
ними происходит.
Затем Шейхи написали Бахауддину послания с просьбой прислать
какой-нибудь знак его внимания. Бахауддин для каждого ученика послал по
маленькой тюбетейке, присовокупив, чтобы шейхи раздали их от его имени,
но ни словом не упоминали о том, что подвигло его к этому.
В своём собрании он рассказал:
— Я сделал то-то и то-то. Находясь на отдалении, мы отчётливо увидим
то, чего не увидят те, кто непосредственно втянут в происходящее.
Затем, спустя какое-то время, он написал каждому из шейхов, спрашивая, исполнено ли его пожелание и что за этим последовало.
Шейхи прислали в ответ: «Ваши пожелания исполнены».
Что же касалось последствий, то шейх из Египта написал: «Моя община
ревностно восприняла твой дар как знак особой святости и благословение.
Тюбетейки были розданы, и каждый увидел в них глубокий внутренний смысл
и передачу вашего наказа».
Турецкий шейх писал: «Община отнеслась к тюбетейкам с большой
опаской. Люди почему-то решили, что за этим стоит ваше желание взять
над ними верх. Некоторые опасаются, что через тюбетейки вы можете прямо
оказывать на них давление».
Шейх из Индии писал об иных последствиях: «Наши ученики находятся в
сильном замешательстве и ежедневно просят меня истолковать им значение
розданных тюбетеек. Без моих пояснений они не в силах решить, как им к
этому отнестись».
Письмо от персидского шейха гласило: «Тюбетейки получены,
последствия таковы: искатели, довольные даром, ожидают дальнейших
проявлений вашей благосклонности, которые вдохновят их к большей
старательности и ревностности, во благо дальнейшему обучению».
Бахауддин дал необходимые пояснения своим слушателям в Бухаре:
— Преобладающий тип поведения членов суфийских кружков в Индии,
Египте, Турции и Персии в каждом случае проявился в ответах. Их
отношение к бытовой вещи — тюбетейке, например, — по своей сути такое
же, как и ко мне или к моему письму с наставлениями. Они повели бы себя
точно так же, если бы, скажем, встретились со мной непосредственно. Ни
этих людей, ни их шейхов не наставляли в том, что необходимо
отслеживать, не является ли помехой для них их отношение к самым
простым вещам. Не следует переносить отношение к вещам на людей —
особенно в качестве критерия их оценки. Для учеников персидского шейха
сохраняется возможность понимания, поскольку они лишены самонадеянных
претензий на «понимание» по образцу того, что мои тюбетейки —
благословение для них, угроза для них, замешательство для них. Египтяне
проявили надежду, турки — боязнь, индийцы — нерешительность.
Упоминаемые выше наставительные послания Бахауддина Накшбанди, тем
не менее, переписывались — что считалось благочестивым поступком — и
получили хождение среди благонамеренных, но не достигших
просветленности дервишей Каира и Хинда, а также в персидских и турецких
землях. В конце концов, они попали в те круги, которые и сплотились
вокруг пресловутых «шейхов тюбетеек».
Бахауддин попросил одного странствующего дервиша — каландара —
навестить все четыре общины, чтобы узнать, как были восприняты его
письма с испрашиваемыми наставлениями. По возвращении каландар
рассказал следующее:
— Они говорят: «Это не ново. Мы именно так и делаем. И не просто
следуем этому, но и строим на этом весь распорядок нашей жизни. Наша
живая традиция побуждает нас каждодневно помнить об этом».
После этого Бахауддин аль-Шах Накшбанд созвал всех своих учеников и сказал:
— Находясь на удалении от событий в общинах четырех шейхов, вы
видите, как мало было сделано ими на Пути знания. Они обучены столь
немногому, что по большей части не в состоянии извлечь пользу из своего
опыта. Где же, в таком случае, преимущества «каждодневных напоминаний и
борений»? Возьмите на себя труд собрать всё, что об этом известно, и
детально ознакомьтесь с тем, что произошло, включая обмен письмами, мои
высказывания и рассказ каландара. Отметьте, что мы предложили
необходимые средства обучения. Пусть всё будет записано — для того,
чтобы эту историю можно было использовать для обучения. Пусть
непосредственные свидетели событий подтвердят истинность написанного —
чтобы, если будет на то Божья воля, хотя бы описание этого случая могло
бы предотвратить частое повторение подобного в будущем, и пусть с ним
ознакомятся те, кто был так глубоко затронут «воздействием» безвредных
тюбетеек.
|