У
Чжуан-цзы умерла жена, и Хуэй-цзы пришел ее оплакивать. Чжуан-цзы сидел
на корточках и распевал песни, ударяя в таз. Хуэй-цзы сказал:
—
Не оплакивать покойную, которая прожила с тобой до старости и вырастила
твоих детей, — это чересчур. Но распевать песни, ударяя в таз, — просто
никуда не годится!
— Ты не прав, — ответил
Чжуан-цзы. — Когда она умерла, мог ли я поначалу не опечалиться?
Скорбя, я стал думать о том, чем она бьша в начале, когда еще не
родилась. И не только не родилась, но еще не бьша телом. И не только не
бьша телом, но не бьша даже дыханием. Я понял, что она бьша рассеяна в
пустоте безбрежного хаоса. Хаос превратился — и она стала дыханием.
Дыхание превратилось — и она стала телом. Тело превратилось — и она
родилась. Теперь настало новое превращение — и она умерла.
Все
это меняло друг друга, как чередуются четыре времени года. Человек же
схоронен в бездне превращений, словно в покоях огромного дома. Плакать
и причитать над ним — значит не понимать судьбы. Вот почему я перестал
плакать.
|