Мы жили на стадионе в десятом ряду, места были хорошие,
хотя и не такие удобные, как в отдельной квартире. Стадион был
перенаселен, о чем он мог лишь мечтать в свое футбольное время, но
сейчас время было не футбольное, а военное. Уже три месяца шла война.
Нас поселили на стадионе, потому что другого места для
нас не нашлось. Нас было намного больше, чем в мирное время
болельщиков. Мы не были болельщиками. Мы просто жили на стадионе.
Нас было море. Огромное море людей, разноцветное поле,
на котором особенно ярко цвели белые тюльпаны: это матери кормили своих
детей.
Когда стены не разделяют соседей, жизнь их оказывается
простой и непринужденной, и ей нисколько не мешает присутствие
окружающих. Здесь были все свои и даже, как близкие родственники,
назывались все одинаково: эвакуированные.
Отсюда, со стадиона, нам предстоял один путь - на
санобработку, а после санобработки путей становилось великое множество:
каждый мог ехать куда угодно. Куда был транспорт, а в транспорте было
место, или места не было, но можно было ехать без места. Если, конечно,
прошел санобработку. Санобработка, теперь уже забытый процесс, был
одним из главных в жизни эвакуированного.
(Через много лет, уже совсем в другом времени,
восьмилетний мальчик будет рассказывать, что в школе проверяли, нет ли
у них в голове мух. Нет, блох, - поправится он, услышав смех взрослых -
тех, которые там, на стадионе, были детьми и знали, что такое
санобработка).
По соседству с нами толстая старуха вязала что-то очень
большое, начатое, как видно, еще до войны, а может быть, и до
революции. Вязание успокаивает, и его тогда требовалось очень много.
Такие были времена.
Над нами, в одиннадцатом ряду, жил глухой старик со
своей внучкой, взрослой девочкой, может быть, из девятого класса.
Девочка все время пыталась что-то сказать старику, но он слышал только
младенца из пятого ряда. Этот младенец категорически игнорировал
адресованную ему грудь и получал удовольствие лишь от собственного
истеричного крика.
Видя, что старик все равно не слышит девочку, с ней
заговорил мальчик из двенадцатого ряда. Он был тоже взрослый, может
быть, из девятого класса, и ему, конечно, хотелось поговорить с такой
же, как и он, взрослой девочкой.
Мы продолжали свою мирную жизнь в мирном городе
Сталинграде. Сталинград еще не знал, что ему предстоит в недалеком
будущем, он был как необстрелянный солдат, хотя было у него боевое
прошлое. Но что было это его прошлое по сравнению с тем, что ему
предстояло!
|