Притча от Хорхе Луиса Борхеса
В лаборатории, расположенной в двух подвальных комнатах, Парацельс
молил своего Бога, Бога вообще, Бога всё равно какого, чтобы тот послал
ему ученика. Смеркалось. Тусклый огонь камина отбрасывал смутные тени.
Сил, чтобы подняться и зажечь железный светильник, не было. Парацельса
сморила усталость, и он забыл о своей мольбе. Ночь уже стёрла очертания
запылённых колб и сосуда для перегонки, когда в дверь постучали.
Полусонный хозяин встал, поднялся по высокой винтовой лестнице и
отворил одну из створок. В дом вошёл незнакомец. Он тоже был очень
усталым. Парацельс указал ему на скамью; вошедший сел и стал ждать.
Некоторое время они молчали.
Первым заговорил учитель.
— Мне знаком и восточный, и западный тип лица, — не без гордости
сказал он. — Но твой мне неизвестен. Кто ты и чего ждёшь от меня?
— Моё имя не имеет значения, — ответил вошедший. — Три дня и три
ночи я был в пути, прежде чем достиг твоего дома. Я хочу быть твоим
учеником. Я взял с собой всё, что у меня есть.
Он снял торбу и вытряхнул её над столом. Монеты были золотые, и их
было очень много. Он сделал это правой рукой. Парацельс отошёл, чтобы
зажечь светильник. Вернувшись, он увидел, что в левой руке вошедшего
была роза. Роза его взволновала.
Он сел поудобнее, скрестил кончики пальцев и произнёс:
— Ты надеешься, что я могу создать камень, способный превращать в
золото все природные элементы, и предлагаешь мне золото. Но я ищу не
золото, и если тебя интересует золото, ты никогда не будешь моим
учеником.
— Золото меня не интересует, — ответил вошедший. — Эти монеты —
всего лишь доказательство моей готовности работать. Я хочу, чтобы ты
обучил меня Науке. Я хочу рядом с тобой пройти путь, ведущий к Камню.
Парацельс медленно промолвил:
— Путь — это и есть Камень. Место, откуда идёшь, — это и есть
Камень. Если ты не понимаешь этих слов, то ты ничего пока не понимаешь.
Каждый шаг является целью.
Вошедший смотрел на него с недоверием. Он отчётливо произнёс:
— Значит, цель всё-таки есть?
Парацельс засмеялся.
— Мои хулители, столь же многочисленные, сколь и недалёкие, уверяют,
что нет, и называют меня лжецом. У меня на этот счёт иное мнение,
однако допускаю, что я и в самом деле обольщаю себя иллюзиями. Мне
известно лишь, что есть Дорога.
Наступила тишина, затем вошедший сказал:
— Я готов пройти её вместе с тобой; если понадобится — положить на
это годы. Позволь мне одолеть пустыню. Позволь мне хотя бы издали
увидеть обетованную землю, если даже мне не суждено на неё ступить. Но
прежде чем отправиться в путь, дай мне одно доказательство своего
мастерства.
— Когда? — с тревогой произнёс Парацельс.
— Немедленно, — с неожиданной решимостью ответил ученик.
Вначале они говорили на латыни, теперь по-немецки.
Юноша поднял перед собой розу.
— Говорят, что ты можешь, вооружившись своей наукой, сжечь розу и
затем возродить её из пепла. Позволь мне быть свидетелем этого чуда.
Вот о чём я тебя прошу, и я отдам тебе мою жизнь без остатка.
— Ты слишком доверчив, — сказал учитель. — Я не нуждаюсь в доверчивости. Мне нужна вера.
Вошедший стоял на своём.
— Именно потому, что я недоверчив, я и хочу увидеть воочию исчезновение и возвращение розы к жизни.
Парацельс взял её и, разговаривая, играл ею.
— Ты доверчив, — повторил он. — Ты утверждаешь, что я могу уничтожить её?
— Каждый может её уничтожить, — сказал ученик.
— Ты заблуждаешься. Неужели ты думаешь, что возможен возврат к
небытию? Неужели ты думаешь, что Адам в Раю мог уничтожить хотя бы один
цветок, хотя бы одну былинку?
— Мы не в Раю, — настойчиво повторил юноша, — здесь, под луной, всё смертно.
Парацельс встал.
— А где же мы тогда? Неужели ты думаешь, что Всевышний мог создать
что-то, помимо Рая? Понимаешь ли ты, что Грехопадение — это
неспособность осознать, что мы в Раю?
— Роза может сгореть, — упорствовал ученик.
— Однако в камине останется огонь, — сказал Парацельс.
— Стоит тебе бросить эту розу в пламя, как ты убедишься, что она исчезнет, а пепел будет настоящим.
— Я повторяю, что роза бессмертна и что только облик её меняется. Одного моего слова хватило бы, чтобы ты её вновь увидел.
— Одного слова? — с недоверием сказал ученик. — Сосуд для перегонки
стоит без дела, а колбы покрыты слоем пыли. Как же ты вернул бы её к
жизни?
Парацельс взглянул на него с сожалением.
— Сосуд для перегонки стоит без дела, — повторил он, — и колбы
покрыты слоем пыли. Чем я только не пользовался на моём долгом веку;
сейчас я обхожусь без них.
— Чем же ты пользуешься сейчас? — с напускным смирением спросил вошедший.
— Тем же, чем пользовался Всевышний, создавший небеса, и землю, и
невидимый Рай, в котором мы обитаем и который сокрыт от нас первородным
грехом. Я имею в виду Слово, познать которое помогает нам Каббала.
Ученик сказал с полным безразличием:
— Я прошу, чтобы ты продемонстрировал мне исчезновение и появление
розы. К чему ты при этом прибегнешь — к сосуду для перегонки или к
Слову, — для меня не имеет значения.
Парацельс задумался. Затем он сказал:
— Если бы я это сделал, ты мог бы сказать, что всё увиденное — всего
лишь обман зрения. Чудо не принесёт тебе искомой веры. Поэтому положи
розу.
Юноша смотрел на него с недоверием. Тогда учитель, повысив голос, сказал:
— А кто дал тебе право входить в дом учителя и требовать чуда? Чем ты заслужил подобную милость?
Вошедший, охваченный волнением, произнёс:
— Я сознаю своё нынешнее ничтожество. Я заклинаю тебя во имя долгих
лет моего будущего послушничества у тебя позволить мне лицезреть пепел,
а затем розу. Я ни о чём больше не попрошу тебя. Увиденное собственными
глазами и будет для меня доказательством.
Резким движением он схватил алую розу, оставленную Парацельсом на
пюпитре, и швырнул её в огонь. Цвет истаял, и осталась горсточка пепла.
Некоторое время он ждал слов и чуда.
Парацельс был невозмутим. Он сказал с неожиданной прямотой:
— Все врачи и аптекари Базеля считают меня шарлатаном. Как видно,
они правы. Вот пепел, который был розой и который ею больше не будет.
Юноше стало стыдно. Парацельс был лгуном или же фантазёром, а он,
ворвавшись к нему, требовал, чтобы тот признал бессилие всей своей
колдовской науки.
Он преклонил колени и сказал:
— Я совершил проступок. Мне не хватило веры, без которой для Господа
нет благочестия. Так пусть же глаза мои видят пепел. Я вернусь, когда
дух мой окрепнет, стану твоим учеником, и в конце пути я увижу розу.
Он говорил с неподдельным чувством, однако это чувство было вызвано
состраданием к старому учителю, столь почитаемому, столь пострадавшему,
столь необыкновенному и поэтому-то столь ничтожному. Как смеет он,
Иоганн Гризебах, срывать своей нечестивой рукой маску, которая
прикрывает пустоту?
Оставленные золотые монеты были бы милостыней. Уходя, он взял их.
Парацельс проводил его до лестницы и сказал ему, что в этом доме он
всегда будет желанным гостем. Оба прекрасно понимали, что встретиться
им больше не придётся.
Парацельс остался один. Прежде чем погасить светильник и удобно
расположиться в кресле, он встряхнул щепотку пепла в горсти, тихо
произнеся Слово. И возникла роза.
|