Подходя к Чу, Чжуан-цзы наткнулся на голый череп, побелевший, но ещё сохранивший свою форму. Чжуан-цзы ударил по черепу хлыстом и обратился к нему с вопросами:

— Довела ли тебя до этого, учитель, безрассудная жажда жизни, или секира на плахе, когда служил побеждённому царству? Довели ли тебя до этого дурные поступки, опозорившие отца и мать, жену и детей, или муки голода и холода? Довела ли тебя до этого смерть, после многих лет жизни? — сказав это, Чжуан-цзы лёг спать, положив под голову череп.

В полночь Череп явился ему во сне и молвил:

— Ты болтал, будто софист. В твоих словах — бремя мучений живого человека. После смерти их нет. Хочешь ли выслушать мёртвого?

— Да, — ответил Чжуан-цзы.

— Для мёртвого, — сказал череп, — нет ни царя наверху, ни слуг внизу, нет для него и смены времён года. Спокойно следует он за годовыми циклами неба и земли. Такого счастья нет даже у царя, обращённого лицом к югу.

Не поверив ему, Чжуан-цзы спросил:

— А хочешь я велю Ведающим Судьбами возродить тебя к жизни, отдать тебе плоть и кровь, вернуть отца и мать, жену и детей, соседей и друзей?

Череп вгляделся в него, сурово нахмурился и ответил:

— Кто пожелает сменить царственное счастье на человеческие муки!