В свите Фаня состояли родовитые люди. Одетые в белый шёлк, они
разъезжали в колесницах или, не спеша, прохаживались, посматривая на
всех свысока.
Заметив Кая с Шан-горы, старого и слабого, с загорелым дочерна
лицом, в платье и шапке отнюдь не изысканных, все они отнеслись к нему
презрительно и принялись издеваться над ним, как только могли:
насмехались, обманывали его, били, толкали, перебрасывали от одного к
другому. Но Кай с Шан-горы не сердился, прихлебатели устали, и выдумки
их исчерпались.
Тогда вместе с Каем все они взошли на высокую башню, и один из них пошутил:
— Тот, кто решится броситься вниз, получит в награду сотню золотом.
Другие наперебой стали соглашаться, а Кай, приняв всё за правду,
поспешил броситься первым. Точно парящая птица, опустился он на землю,
не повредив ни костей, ни мускулов.
Свита Фаня приняла это за случайность и не очень-то удивилась. А затем кто-то, указывая на омут в излучине реки, снова сказал:
— Там — драгоценная жемчужина. Нырни — найдёшь её. Кай снова послушался и нырнул. Вынырнул же действительно с жемчужиной.
Тут все призадумались, а Фань велел впредь кормить Кая вместе с другими мясом и одевать его в шёлк.
Но вот в сокровищнице Фаня вспыхнул сильный пожар. Фань сказал:
— Сумеешь войти в огонь, спасти шёлк — весь отдам тебе в награду, сколько ни вытащишь!
Кай, не колеблясь, направился к сокровищнице, исчезал в пламени и
снова появлялся, но огонь его не обжигал, и сажа к нему не приставала.
Все в доме Фаня решили, что он владеет секретом, и стали просить у него прощения:
— Мы не ведали, что ты владеешь чудом, и обманывали тебя. Мы не
ведали, что ты — святой, и оскорбляли тебя. Считай нас дураками, считай
нас глухими, считай нас слепыми! Но дозволь нам спросить, в чём
заключается твой секрет?
— У меня нет секрета, — ответил Кай с Шан-горы. — Откуда это —
сердце моё не ведает. И всё же об одном я попытаюсь вам рассказать.
Недавно двое из вас ночевали в моей хижине, и я слышал, как они
восхваляли Фаня: он-де может умертвить живого и оживить мёртвого,
богатого сделать бедняком, а бедного — богачом. И я отправился к нему,
несмотря на дальний путь, ибо поистине у меня не осталось других
желаний. Когда пришёл сюда, я верил каждому вашему слову. Не думая ни
об опасности, ни о том, что станет с моим телом, боялся лишь быть
недостаточно преданным, недостаточно исполнительным. Только об одном
были мои помыслы, и ничто не могло меня остановить. Вот и всё.
Только сейчас, когда я узнал, что вы меня обманывали, во мне
поднялись сомнения и тревоги, я стал прислушиваться и приглядываться к
вашей похвальбе. Вспомнил о прошедшем: посчастливилось не сгореть, не
утонуть — и от горя, от страха меня бросило в жар, охватила дрожь.
Разве смогу ещё раз приблизиться к воде и пламени?
С той поры удальцы Фаня не осмеливались обижать нищих и коновалов на дорогах. Встретив их, кланялись, сойдя с колесницы.
Узнав об этом, Цзай Во сообщил Конфуцию. Конфуций же сказал:
— Разве ты не знаешь, что человек, полный веры, способен
воздействовать на вещи, растрогать небо и землю, богов и души предков,
пересечь Вселенную с востока на запад, с севера на юг, от зенита до
надира. Не только пропасть, омут или пламя — ничто его не остановит.
Кай с Шан-горы поверил в ложь, и ничто ему не помешало. Тем паче, когда
обе стороны искренни. Запомни сие, юноша!
|